История

        Мой друг и бывший сокурсник по мореходке Виктор прислал мне фото с его крымской морской рыбалки. На фотографии можно видеть усталого, но довольного рыбака с неплохим уловом ставридки на жаруху или засолку. Рассматривая фотографии, неожиданно для себя, я заметил, как плавно заработал старый малоформатный кинопроектор, проецируя бобину с плёнкой «Свема», снятую c запылённой полки моей памяти. Цветные и чёрно-белые кадры перенесли меня в далёкие годы, конец 80-х, когда я работал на теплоходе "Новоржев." Мы летом мотались на турецкие порты в Мраморном и Чёрном морях - возили железо и удобрения. Стояли на внешних рейдах, и кроме турецкого ТВ другой забавой была рыбная ловля. Все рекорды по улову побивал помполит, и не удивительно, ведь его «тяжёлая рыбацкая вахта» начиналась сразу же после завтрака, в рабочее время для всех нас обычных членов экипажа грузового морского судна. О помощниках капитана по политической части - комиссарах советского торгового флота было сказано не мало. Как-то о них даже особо и вспоминать не хочется и тратить сарказм, описывая эту особенную когорту людей из уже ставшей далёкой советской эпохи. Но когда-никогда надо. Из песни слова не выбросишь.
        Наш был крупный экземпляр, невероятно толстый, бывший школьный учитель физкультуры - Богословский Борис Петрович. Чтобы создавать видимость важной персоны, "при исполнении", так сказать, он выпучивал глаза, при этом его уши, густо заросшие волосами, шевелились, что в общем создавало довольно комический образ какого-то упыря из муромских лесов. В его пластмассовое ведёрко бережно укладывались блестящие ставридки, всё это аккуратно засаливалось в его просторной помполитской каюте, там же и вялилось, там же с хрустом и сопением поедалось плотоядным выходцем из муромских джунглей. В то же самое время и экипаж с вожделением использовал часик - полтора свободного времени на улов нагулявшей жирок ставридки. По старинному шкиперскому рецепту она обильно засыпалась белым порошком из коробок с надписью "Сiль", насаживалась на запасённую рачительным боцманом проволоку и, в отличие от ранее описанного метода, блестящими гирляндами развешивалась на верхней палубе под палящим турецким солнцем и их же турецким полумесяцем. Принципиальное различие между помполитским и шкиперским методами было таким же, как между операционными системами "Windows" и "Linux", т.е. второй метод предполагал неограниченный доступ. Чем и пользовалась та часть благодарных членов экипажа, которая в силу досадной забывчивости или попросту отсутствия житейской практики не захватила с собой в рейс такую важную деталь морских путешествий, как спиннинг. Короче говоря, любой, как сейчас принято говорить, не зарегистрированный пользователь, мог походя подняться на верхнюю палубу, сорвать с гирлянды пяток истекающих рыбьим жиром ставридок, и, либо тут же «усугубить» их, озирая турецкие морские окрестности, либо принести их в прохладную каюту, где, возможно, совершенно случайно, давным-давно закатилась под диван бутылочка "Жигулёвского", а то и две. Но речь сейчас не об этом.
        Владелец волосатых ушей каким-то непостижимым образом умудрялся выуживать из богатых морских глубин по три, а то и по четыре рыбёшки за раз, что редко удавалось нам, рядовым, так сказать, членам экипажа. На этот счёт выдвигалось не мало версий нашими озадаченными и раздосадованными охотниками за морской фауной. В самой правдоподобной утверждалось, что этому их - помполитов учат, мол, эти рыбацкие и охотничьи штучки преподаются им вместе с марксизмом-ленинизмом в их высшей партийной школе. Кто знает, но факт оставался фактом и физрук продолжал снисходительно поглядывать из под своих мохнатых бровей на конкурентов, попеременно снимая с крючков доверчивую рыбину. Дело, конечно же, было в снастях.
        Давнишний приятель капитана турецкий лоцман во время очередного визита бескорыстно, в качестве маленького подарка и признательности за водку «Кристалл», выложил на капитанский стол несколько рыбацких крючков.
        Внешне рыболовный крючок не претерпел значительных изменений со времён своего изобретения одним неопределенного возраста неандертальцем. Кстати, мотивы его создания по сей день остаются предметом острейшего спора учёных-палеонтологов. Одни утверждают, что, мол, это был сознательный уход от полного холестерином мамонтового мяса в сторону морепродукта, другие придерживаются теории начала зарождения здоровых семейных отношений, когда воины, охотники и собиратели кореньев раз в семь дней, как правило на уикэнд, получили право уходить на весь день, а то и с ночёвкой на рыбалку. Турецкий крючок был украшен пёрышками какой-то редкой местной птицы. В этом и был весь фокус. Трудно сказать, какого морского обитателя напоминал ставриде сей оперившийся крючок, но, на свою беду, она безошибочно пеленговала его местонахождение, хищно набрасывалась и мгновенно проглатывала свою безмолвную и беспомощную жертву.
        Уж, не знаю, в силу каких обстоятельств эти волшебные турецкие крючки перекочевали из капитанской каюты на спиннинг Бориса Петровича Богословского, но с тех пор его довольно скучная судовая помполитская жизнь с политинформациями, написаниями рапортов-доносов на членов экипажа наполнилась новым свежим дыханием – рыбалкой.
        Каким это должно было быть самоудовлетворением - неспешно с борта судна рыбалить в Мраморном, скажем, море, когда свежий морской бриз раздувает парусом рубаху, а чайки норовят налету снять с крючка трепещущихся рыб. При всём при этом поглядывать свысока на копошащихся на палубе людишек, прерывая сие удовольствие лишь неспешными походами в столовую, да послеобеденным сном. И вот так вот, с упоением, весь рейс. Трудно сейчас и представить, что за всю эту божью благодать товарищу Богословскому платили зарплату, немалую по тем временам, на уровне старпома. Вот она, как говорится, на лицо, непреходящая жизненная сила марксизма-ленинизма.
        Мне рыбалка тоже была не чужда. По вечерам, после вахты на баке можно было слышать трещётку катушки моего купленного в спорттоварах спиннинга. Рыба не шла, скажу я вам, то есть она ловилась, но мои снасти из магазина «Рыбалка-Охота» почему-то не внушали должного доверия местной селёдке. И тогда я решил отбить телеграмму своей маме в Новокубанск. Мол, мама, так и так, всё, мол, хорошо, да вот беда, крокодил не ловится, что-то написал про кокос, короче, вышли мне мама в письме перьев от той странной птицы, что ты недавно на подворье завела. Птица экзотическая, звалась цесаркой. Я даже пару раз видел этих кур в различных зоопарках. На мой взгляд «профессионального орнитолога» в своём отряде пернатых она занимает промежуточное положение между домашней курицей и павлином. Когда мама удачно приобрела их вместо традиционных квочек, то на мой очевидный вопрос: « а зачем?», мама авторитетно сообщила, что яйца у них диетические. Этот факт так и остался для меня загадкой, ведь никто в нашей семье не придерживался диеты. Тем не менее, добрая женщина выслала мне в письме цесариные перья, белые в чёрную крапинку, как мне тогда показалось, разительно напоминающие кальмаровы глаза, если конечно смотреть на глубине 10-15 метров.
        В следующий рейс мой спиннинг был кардинально переоснащён: семь крючков, как индейцы, вышедшие на тропу войны, были декорированы экзотическими перьями цесарки. Оставшиеся перья были немедленно розданы на вооружение остальным членам рыболовецкого товарищества теплохода «Новоржев», за исключением одного члена, ну, думаю, понятно какого.
        И вот мы снова у турецких берегов, не могу удержаться от клише, рыба пошла на наши цесариные крючки, как дурная, по шесть и семь штук одновременно. Чёрт его знает, на каком этапе эволюции пересеклись дороги ставриды и цесарки, но отношения явно не заладились. Виной ли тому птичьи предки, в которые современные учёные записали динозавров, или какие-то меж ними расовые предрассудки возникли, но у меня отчётливо сложилось мнение, что ставрида не только не долюбливает эту птицу, но и всяческими способами содействует её скорейшему внесению в Красную книгу. Иными словами, при первой же возможности хищнически нападает и уничтожает всё с цесаркой связанное, хотя бы даже и перья. Но всё по порядку.
        Ничего не подозревающий красный рыбопромысловик Петрович с ведёрком и спиннингом занял свою стратегическую позицию по правому борту. Одной рукой он забрасывал спиннинг, другой традиционно после обильного ужина ковырял во рту зубочисткой. Через время физкультурник с удивлением заметил, что частота и количество улова у других новоржевцев ничуть не меньше, а то и выше, чем у него самого – заслуженного мастера спорта по рыбалке в рабочее время. «Что-то тут не то...», как будто швейной машинкой об рельсу застучало в его голове. «Место, надо поменять место», - это сообщение красной строкой замигало на мониторе его мозгового центра. И вот, я наблюдаю, как с каждым взмахом спиннинга наш герой, как бы нехотя, но довольно артистично для его комплекции, в темпе легкого менуэта продвигается вдоль борта в сторону моего прикормленного на баке рыбного места.
        А рыба клюёт без остановки. Еще полчаса до приёма навигационных предупреждений, ведёрко почти полное, настроение, скажу вам, отменное, жизнь не такая уж и плохая штука, особенно, когда тебе всего-то за двадцать. Вот уже крупнотонажный рыболовецкий траулер «Борис Богословский» и пришвартовался к моему баку. Никаких, конечно, приветственных слов и оркестров не звучит. Мы плечом к плечу, молча бросаем в воду грузила с крючками, воздух наполняется соперничеством и некоей неприязнью с обеих сторон. Ситуация усугубляется тем, что у Бори не идёт, а я жалею, что привязал только семь крючков. Почти отчётливо читаю мысли выпускника высшей партийной школы: « А вот бы привязать бы тебя самого, Евгений Евгеньевич, к крючочку, да и забросить подальше, чтобы ты там извертелся, как тот червяк».
        Время идти в радиорубку. Вытаскиваю удочку: на шести крючках сидит по ставридке. Под ненавистный взгляд красного комиссара невозмутимо опускаю крючки с рыбёшками опять в воду, считаю до трёх, вынимаю, бинго (!), в этот раз там уже семь, одна – ворона, где-то, видимо, замешкалась первый раз. Смотрю на часы, с деланным вздохом сожаления сообщаю в сторону турецкого берега, что пора идти принимать НАВИПЫ, забираю ведёрко и удаляюсь. Спиной чувствую и жду, что его спиннинг должен вот-вот холодным копьём вонзиться в мою спину, аккурат между лопатками. Но нет, пронесло. Железная выдержка у этих ребят, от Феликса идёт.
        Не прошло и часа, как кто-то вежливо постучал в дверь радиорубки. В проём двери вплывает массивная фигура судового помполита в полных регалиях: белая рубашка с коротким рукавом, морские погоны, чёрные брюки и чёрные же ботинки. Ничего хорошего этот поздний визит для меня не предвещает. На всякий случай я поворачиваю ручку громкости приёмника, якобы всё ещё занят и внимательно слушаю затухающую морзянку.
        - Евгений Евгеньевич, - начал помпа, прикрутив назад громкость. - Нам необходимо поговорить по очень серьёзному вопросу. Мы с вами уже обсуждали эту тему.
Он придвигает ко мне поближе стул и не без труда в него втискивается.
        - Я, почему-то, до сих пор не вижу вашего заявления в ряды КПСС на моём столе, - эту ключевую фразу он произносит слегка наклонившись в мою сторону, пониженным тоном и с какими-то заговорщескими нотками в голосе, искоса озираясь на дверь радиорубки. На мгновение у меня мелькает мысль, что партия большевиков вновь, как в добрые времена, в подполье, и журнал в руках помполита не что иное, как свежее издание «Искры». Выхода нет, уныло включаю старую запись своей отговорки, что, дескать, я еще не готов к такому ответственному и почётному шагу - вступлению в ряды партии, что, мол, еще нужно время для изучения и осознания произведений классиков марксизма-ленинизма, что-то мямлю про тройку на госэкзамене по научному коммунизму. Отчётливо вижу, что в этот раз номер не работает. Петрович начинает громко сопеть и страшно, как Карабас-Барабас вращать глазами, наконец, он прерывает мою неубедительную речь:
        - Мы находимся на переднем фланге идеологической борьбы с капитализмом. На борт нашего судна приходят иностранцы, вы, как начальник судовой радиостанции общаетесь с ними, вы понимаете, что в этот момент вы представляете весь огромный Советский Союз!? Как вы можете оставаться беспартийным, как, Евгений Евгеньевич!? - повышая голос почти до фальцета и буравя меня своими графитовыми глазами, вопрошает помолит.
        Разговор переходит на высокие тона и я предпочитаю отмолчаться. Обещать не хочется, спорить тоже.
        - Значит так. До прихода в базовый порт заявление должно лежать у меня на столе. Иначе наш разговор мы продолжим в отделе кадров, - ледяным голосом подвёл черту нашей беседе комиссар. После этого он мгновенно теряет ко мне интерес, на прощание орлиным взглядом сканирует содержимое радиорубки на предмет присутствия антисоветчины. Ни журналов «Посев» и «Playboy», ни пустых бутылок от ямайского рома и чешского пива обнаружено не было. Легко поднявшись со стула, Петрович двигается к выходу, но тут его внимание привлекает стоящий у стены мой ещё мокрый спиннинг.
        - Евгений Евгеньевич, это вот, это что у вас на крючках тут такое, как вроде бы перья какие-то странные? У вас случайно не осталось парочки-тройки? - чуть оттаявшим голосом любопытствует мой оппонент.
        Конечно же, я отдал ему без сожаления все оставшиеся кальмаровы перья. И думал я в тот момент о том, удастся ли мне провести эксперимент, необычный, длинною во всю оставшуюся жизнь. Эксперимент, в котором я хотел доказать прежде всего себе, что можно оставаться вне рядов каких либо партий, религий, движений, и в то же самое время сохранить в душе честность, порядочность и любовь к людям. И все это без клятв, присяг, молений и торжественных обещаний.
        Сидим, пьём дешевую водку со школьным другом Серёгой Ерофеевым в новокубанском ресторане. После моего третьего традиционного тоста «За тех, кто в море...» слегка раскрасневшийся Сергей начинает о наболевшем.
        - Блин, ещё бы полгода они повременили со своими революциями и я бы трёхкомнатную получил в Питере.
Серега доверительно ложит мне руку на плечо и повторяет с гордостью и досадой:
        - Жека, в Пи-те-ре! Можешь представить!? Мне - простому парню из Кубанки!
Сергей явно скромничал, он не был простым. Он умудрился сделать карьеру от комсомольского секретаря вертолётного училища до Первого комсомольца, если не ошибаюсь, Краснопресненского района города Ленинграда. А за окном уже дул свежий порывистый ветер перемен, принесённый буйными 90-ми. СССР покосился и рухнул, как ветхая силосная башня. Я сожалею вместе с Сергеем, что он упустил трёхкомнатную и радуюсь наступившим переменам, о которых так пронзительно пел Витя Цой.
        - Серый, а где твой партбилет-то сейчас? Схоронил, небось, до лучших времен, а?
Серёга наливает снова, выпиваем без тоста.
        - Продал за двадцать баксов одному козлу - иностранцу. Купили щуку огромную, сервелата, коньяка на эти деньги, - слегка смутившись, поведал мой старый друг.
        - Повезло. Я бы тоже продал, да у меня его никогда и не было. Поехали, Серёга, Пашку Ядрова навестим. Он будет рад нас видеть.